У журналиста, как у зэка, одна заповедь: "Не верь, не бойся, не проси"

       Более двух лет прошло с того страшного времени, ког- да пропадали люди, когда убили Бориса Деревянко и стреляли в Леонида Капелюшного. После этого страшно стало по-настоящему - за себя, за родных, за город. Мы понимали, что эта война - криминальная. Что это - черный передел. И что предметом передела в том числе являемся и мы, вернее, наша газета.
       Сначала я думала написать хронику тех событий. Но потом раздумала. Да и разве так важно, что за чем происходило? Сейчас мне кажется, что те дни как-то по-особому сгустились, время сконцентрировалось и было до предела насыщено событиями. Что должно было выпасть в ненужный осадок? По всей видимости, мы тридцать человек - пятнадцать журналистов и пятнадцать технарей. Всё, что называлось тогда и называется теперь газетой "Слово".
       Борьба за нас начиналась издалека. Судебные иски: "Антарктика", рынок "Южный", более мел- кие организации и люди, которые, по странному совпадению, были "с той стороны". Кстати, позже некоторые из заявителей плавно перекочевали в зал Кировоградского суда...
       Иски, разумеется, нами были проиграны. Как был проигран Одессой Кировоградский суд. Да иначе и быть не могло: маховик судебной машины был запущен, причем политика играла роль приводного ремня. Прав ты был или не прав, решение было предопределено свыше. И всем было абсолютно ясно: не истины ради, не защиты деловой репутации для, а - чтобы проглотить нас, нужны были те суды. Чтобы проглотить сразу, целиком, без остатка. Иначе с чего бы это такая баснословная сумма иска "Антарктики" - 1 млн. 870 тыс. гривень (около 1 миллиона долларов США по тогдашнему курсу)? И даже оставленные Николаевским арбитражным судом полмиллиона гривень - кто, из какого пальца "высосал" эту безумную цифру? Ни одна украинская газета, тем более провинциальная, после такого не могла бы выжить.
       Параллельно были КРУ и ОБЭП. И прокуратуры, разные - областная, городская, районная. Однажды я насчитала за один день шесть визитов разных товарищей. Все они хотели изъять наши документы, причем одни и те же, узнать, куда были потрачены 460 тысяч, перечисленные нам горисполкомом, и с кем спал Капелюшный. Арестовали банковский счет. Мы уже несколько месяцев не получали зарплату. Одновременно по городу ходили слухи, что нас уже закрыли. И все-таки мы продолжали выходить. На что мы надеялись? Не знаю. Наверное, на чудо. Наверное, мы были похожи на безумцев. А быть может, со стороны на нас было смешно смотреть. Не помню, когда это точно произошло, но пришел как-то с утра оператор с "1+1" и попросил отснять видеоряд: падающие с грохотом железные ролеты, закрывающие наши окна. Так самый демократичный телеканал хотел проиллюстрировать свежий одесский скандал: "Закрылась газета "Слово". Мы попытались возразить: "Ребята, рано вы нас хороните. Мы ведь выходим". Но к нашим возражениям не прислушались, скандальный сюжет был запланирован. Пришлось махнуть рукой: делайте что хотите. Нам надо было выжить ради себя и ради читателей, остальное было неважно. Как-то утром раздался телефонный звонок. Со мной хотел говорить генеральный директор "Антарктики" Кравченко. Был предупредителен, почти ласков. Дескать, в его планы не входит нас погубить, но долг есть долг (500 тысяч гривень, проигранных ему в Николаев- ском суде), и надо что-то думать. Через день перезвонил вновь и попросил к нему приехать, даже машину прислал. В своем кабинете показал мне какой-то документ (копии мне не дали, потому точного содержания не помню). Что-то вроде договора купли-продажи. Вроде бы горисполком уступал "Антарктике" свой уставной фонд в газете "Слово" в размере 20 тысяч гривень.
       Это было время междувластья, между Гурвицем и Боделаном, и.о. городского головы был Белоблоцкий. И мы кинулись к Белоблоцкому. А вначале пришлось устроить скандал в горисполкоме, пригрозив обращением в комитет по защите журналистов в Нью-Йорке. Это не было блефом, меня действительно включили в делегацию украинских журналистов и действительно делегация должна была быть в этом комитете. Кстати, я там все рассказала, меня очень внимательно выслушали, даже составляли какую-то петицию на имя нашего Президента. Наверное, отчасти из-за этого Леонида Кучму на следующий год включили в десятку врагов прессы.
       А Белоблоцкий нас тогда принял. И заявил, что понятия ни о каком договоре купли-продажи не имеет, более того - вообще не знаком с Кравченко. И вообще "он им эти хатки поломает". Но нам тоже настойчиво рекомендует подумать о нашем поведении, Сыграл, стало быть, роль сурового, но справедливого барина.
       Договора купли-продажи нас за 20 тысяч гривень мы больше не видели. Вернулся в свой Киев Белоблоцкий, успешно завершив "наведение конституционного порядка" в Одессе. Газета "Слово" выжила и, надеемся, будет жить долго.
       Те события двухгодичной давности научили нас главному: ничего не бояться, ни у кого ничего не просить и никому не верить. Старый зэковский принцип, который спасал политзаключенных в ГУЛАГе, сработал: власть отступила, оставила нас в покое. Наверное, не ожидала, что мы будем сопротивляться.
       И еще один вывод. Единственный путь к реальной свободе слова - экономическая независимость. И здесь нет у нас сегодня врага худшего, чем украинская экономика. О какой свободе можно говорить, если приходится продавать свой товар (а газета, если она не чей-либо "орган" - это товар) втрое, а то и вчетверо дешевле себестоимости? При нынешнем уровне цен на бумагу и энергоносители, при безумном налогообложении выживают либо рекламные издания, либо те, кто получает дотацию - от власти, олигархов и т.д. И в этой ситуации помочь себе можем только мы сами: если будем в каждом номере писать об этом безумии, если объединим свои усилия против монополистов, диктующих нам свои условия, если будем лоббировать необходимые обществу идеи и законы.